— Двести тысяч, дорогой. И одного солдата в придачу. А кому собирали, я не знаю, и они не знают. Стрелку забили в одном городе, приехали люди, приняли деньги. Родственники солдата отдали, меня привезли, вот это помню. Не знаю, какой он ученый, слушай, а бандит точно очень большой.

— В общем, так, — сказал Фантомас, сделав небольшую паузу. — По-моему, я знаю, что это за ученый человек. И зачем ему эти мероприятия с Полиной, тоже догадываюсь. У нас с ним старые счеты. Если Аня к нему попала, мне очень плохо будет. Но если у него еще и Полина окажется — мне совсем хана. Вот такой расклад. Поэтому выбор один: достать ее раньше, чем она к нему попадет. Вы, трое, останетесь здесь, в гостях. Руководить своими шарагами будете через меня. Все свои связи подымете, но перехватите ее. И если, упаси господь, она уйдет, то разговор будет короткий.

— Хорошо еще, гражданин начальник, — осклабился Ляпунов, — что вы меня с ребятами здесь придержать не собираетесь.

— Упаси бог. С Птицыным у меня хорошие отношения, и портить их нерентабельно. Вы будете свою задачу выполнять — искать вашего мальчика. Но если заодно и Полину найдете — без разницы, мертвую или живую, — не поскуплюсь…

ПОРА МЕНЯТЬ КУРС!

В это самое время Полина и Таран стояли на прогулочной палубе теплохода и смотрели на серое небо и свинцовую воду, между которыми медленно проплывала от одного края горизонта к другому серо-зелено-желтая полоска берега. Конечно, берег никуда не плыл, наоборот, судно двигалось вниз по реке, но, с точки зрения теории относительности, это было одно-хренственно.

Палуба была почти пустынна, пассажиров не прельщала пасмурная погода, и большинство их предпочитало сидеть в каютах. Исключение, кроме Юрки и Полины, составляли Алик с Тиной, которые тоже пялились на берега метрах в трех справа от своих «подопечных», да все те же два жлоба, занявших позицию по другую сторону. Таран уже знал, что они, вся эта великолепная четверка, сторожат не обоих, а конкретно его одного. Чтоб он, дурак, не сиганул с борта. Конечно, Таран дураком не был и прыгать не собирался. Он, правда, не очень понимал, почему Полина его тоже не загипнотизировала. Наверно, могла бы тогда и без этого конвоя обойтись.

Принимая Полинино предложение прогуляться по палубе, Юрка прежде всего хотел немного подышать свежим воздухом, потому что в каюте ему было более чем тошно. И не потому, что там ночью всякие стыдно-пакостные вещи творились, а потому, что там он себя пленником ощущал. А здесь все-таки какая-то иллюзия свободы.

Говорить о чем-либо с Полиной ему не хотелось. Она его подмяла под себя, расплющила, втоптала в грязь. Такая тихая, с детским и даже беспомощным личиком. И еще требует любви! Причем добровольной, хотя в любой момент может сделать Тарана послушным идиотом, который ей не только пятки лизать станет, но и задницу. Сознает эту силу, падла, и упивается ей. А он, крепкий, здоровенный, отлично обученный драться, — ничего против этой бабенки сделать не может. И даже сейчас, ничего не говоря, боится, что она прочтет его мысли и начнет с ним что-нибудь делать. Ведь она может заставить его творить что угодно. Даже то, чего Таран не согласился бы сделать под угрозой немедленной смерти. Ни Вова, ни Седой, ни Жора Калмык не имели над ним такой абсолютной власти, хотя собирались и могли его убить. Дальше их власть не распространялась. А это хрупкое создание одним взглядом из-под своих стекляшек могло расправиться с Юрки-ной душой, покорить ее, подавляя любое проявление самостоятельности. Таран даже подумал, что ему сейчас было бы намного легче, если б она именно так и поступила. Тогда бы он не чувствовал этого омерзительного нравственного унижения. Но нет, должно быть, этой садистке доставляло удовольствие над ним издеваться. Это наверное, гораздо слаще, чем ремешком по заднице стегать.

Полина, впрочем, и сама на разговор не навязывалась. То ли ей и так было известно все, что Таран о ней думает, то ли она сама о чем-то размышляла. А может быть, ее кучерявая головка осмысливала собственное новое положение и помаленьку строила какие-то наполеоновские планы. Юрка мысли читать не умел и уточнить это дело не мог. Он только изредка поглядывал на ее сосредоточенное личико, наполовину прикрытое капюшоном куртки, безуспешно пытаясь понять, что у нее на уме.

— Алик! — неожиданно позвала Полина.

Тот прямо-таки сорвался с места и подскочил к госпоже. Именно так: никакого превосходства и сознания собственной значимости на роже здешнего «основного» не просматривалось. Он хоть и смотрел на Полину сверху вниз, но так подобострастно и холуйски, что даже Тарану, понимающему, в чем дело, стало немного противно.

— Чего изволите? — спросил он так, как даже современные артисты, играющие в фильмах слуг, холопов и прочую барскую челядь, не умеют. У них всегда какая-то ирония в голосе слышится. Дескать, хрен с вами, граждане, сегодня я слугу играю, а завтра — царя изображать буду. Нет, Алик не играл. Он, который небось больше, чем Таран, на своем веку повидал и, поди-ка, далеко не всем разрешал пальцы веером кидать в своем присутствии, заискивал перед госпожой да что там! — перед государыней Полиной, будто в ее власти было казнить его или миловать. Впрочем, по большому счету именно так и было. Скажи сейчас Полина: «Алик, я хочу посмотреть, что бывает с человеком, который попадает под винты теплохода! Прыгни за борт!» — и Алик прыгнул бы без разговоров, да еще и специально нырнул бы, чтоб поскорее под винты попасть!

Но Полина, как видно, не собиралась заниматься такими глупостями. Ее какие-то более серьезные проблемы занимали. Потому что она сказала:

— Знаешь ли, Алик, мне что-то наскучило это плавание. Сыро, холодно. По-моему, на следующей остановке надо сойти. И постарайся, чтоб у нас там была хорошая машина. Пусть ее прямо к пристани подгонят.

— Будьте спокойны, сделаем! — бодренько ответил Алик.

И сразу же куда-то побежал. Не иначе, машину к трапу заказывать.

— Мы идем в каюту! — объявила Полина, и весь «эскорт» зашевелился. Впереди пошли бугаи, а сзади — Тина, готовая, кажется, всем пасть порвать, кто хоть косо взглянет на «государыню».

Пришли в каюту. Когда «эскорт» удалился и Юрка остался наедине с Полиной, то решился спросить:

— Что ты вдруг так резко? Вроде бы говорила, что собираешься долго ехать?

— Нам грозит опасность, — объявила Полина, и Юрке сразу стало ясно, что она не шутит. — Если мы не выйдем на следующей пристани, нас просто убьют. Так что пора менять курс, пока нас киллеры не нашли.

— А ты этих самых киллеров заворожить не сможешь? — удивился Таран.

— Юрик, если ты поднимешь на меня руку, я смогу ее парализовать. Но если кто-то прицелится в меня из винтовки за двести метров, я не успею среагировать.

— Но ведь ты откуда-то-узнала, что на тебя готовится засада? — заметил Таран. — Не иначе, ты по телепатии это дело приняла? И, поди-ка, подальше, чем за двести метров…

— Да, гораздо дальше. Но я настроилась на мозг Магомада. Я с ним общалась, я знаю, как вступить с ним в такой контакт. В общем, я услышала всего лишь то, о чем говорили в его присутствии. Магомад сейчас фактически заложник, так же как Коля и Вася. А тот, кто нынче держит их у себя, — человек страшный. И он ни перед чем не остановится.

— А ты бы на него настроилась и заставила себя полюбить, — саркастически предложил Таран.

— К сожалению, это у меня пока не получается, — буркнула Полина.

— Мы вдвоем поедем? — спросил Юрка.

— Нет. Алик, Тина и эти бугаи поедут с нами. Их нельзя тут оставлять. Как только они выйдут из-под моего контроля, тут же позвонят Магомаду и доложат, где мы вышли. Я уж не говорю, что их могут сцапать те, что собрались нас перехватывать. Тогда люди этого «страшного» смогут быстрее сесть нам на хвост.

— Интересно, а куда мы поедем?

— Там увидишь. Собирай вещи! Да, и лучше, если ты переоденешься во что-нибудь из новья.

Таран спорить не стал. Нарядился в новую рубашку, галстук даже сумел завязать, надел костюмчик и ботиночки, которые ему Нарчу с Гуссейном подбирали. Причесался и даже отскреб то, что при некоторой фантазии можно было назвать щетиной. Поглядел в зеркало — хрен узнаешь. «Новый русский», да и только. Правда, без перстней и золотых цепей. Ну, это ему не надо было. Полина тоже приоделась, нарядилась в какой-то деловой костюм темно-зеленого цвета, лаковые туфли. Фиг знает, что за пара с бульвара!